Томск
ПРИКОСНУТЬСЯ К ИСТОРИИ
Как жила томская профессура в начале XX века?
Стоит ли вешать портрет некой барышни над кроватью в кабинете, если ты — профессор? Что делать с супницей, у которой разбилась крышка, и неприкаянным букетом цветов? Как связана томская профессура со здоровьем молодых мамонтов? Об этом и ещё многом мы поговорили с директором недавно открывшего в Томске музея-квартиры профессорского быта Екатериной Кирсановой.
Добро пожаловать
Ступеньки лестницы в доме на Кузнецова, 30 приятно скрипят — с каждым шагом будто всё больше и больше погружаешься в историю старого дореволюционного Томска. Скрип дерева как тиканье часов — стрелка незаметно уносит в начало XX века. Тик-так. Тик-так.
За дверью квартиры встречает массивная вешалка. Смущаешься. Она — такая большая и величественная, а ты — такой маленький и несуразный, ещё и куртку холодную несмело отдаешь в руки её железных крючков. Чуть ли не извиняешься за свою наглость.
Дальше по коридору — большое деревянное зеркало с небольшой тумбочкой внизу. За уголок рамы вложена карточка со следующей надписью: «Николай Семеновичъ Белоусовъ. Студентъ Императ. Университета». Киваешь Николаю Семеновичу. Ловишь ответный кивок от собственного отражения в зеркале.
В квартире так же скрипуче, как и на лестнице, здороваются половицы. Очень неловко — ощущаешь себя маленьким и каким-то пролетарским под высокими потолками в просторных комнатах в окружении резной деревянной мебели, кружевных тканей и старинных портретов на стенах. Будто действительно перенёсся на сто лет назад — квартира настолько пропитана атмосферой того времени, что первые минуты ты ходишь, затаив дыхание, ступая как можно тише и опасаясь к чему-либо прикоснутся. Рассыплется ещё, очарование пропадёт, а ты вновь окажешься в своём веке в окружении заснеженных высоток.
Томичам от новосибирца
— Идея создания музея принадлежит новосибирцу Илье Атапину, с детства увлекавшемуся историей и всю свою жизнь коллекционирующему антикварные вещи. Мебель реставрировалась и активно использовалась в быту. Стулья и столы жили в доме Ильи, не приобретая статуса музейного экспоната, — рассказывает Екатерина Кирсанова, директор музея.
В доме на Кузнецова у семьи Ильи давно находилась рабочая квартира, в которой Атапины останавливались, приезжая из Новосибирска в Томск. В этом году соседка, обладательница соседней трехкомнатной квартиры, уезжала в Калининград и эту саму квартиру продавала.
Из Калининграда же пришло вдохновение. В 2014 году там открылся «Altes Haus» — музей-квартира семьи Густава Гросманна, купца и владельца крупного продовольственного магазина. Музей воссоздаёт уклад жителей Кёнигсберга начала XX века. Илье идея очень понравилась — он выкупил соседскую квартиру и принялся за создание музея. Заказал английские обои, ровно такие же, какие были сто лет назад, в стиле модерн по всем параметрам — фактуре, цвету и рисунку.
— Мы изучили очень много старых фотографий, — продолжает Екатерина. Сегодня на экскурсии лишь мы вдвоём и старый дом, изредка вставляющий свой непонятные скрипучие комментарии. — По ним обставили три комнаты. Прежде всего изучали профессорские интерьеры начала XX века.
Добро пожаловать
Ступеньки лестницы в доме на Кузнецова, 30 приятно скрипят — с каждым шагом будто всё больше и больше погружаешься в историю старого дореволюционного Томска. Скрип дерева как тиканье часов — стрелка незаметно уносит в начало XX века. Тик-так. Тик-так.
За дверью квартиры встречает массивная вешалка. Смущаешься. Она — такая большая и величественная, а ты — такой маленький и несуразный, ещё и куртку холодную несмело отдаешь в руки её железных крючков. Чуть ли не извиняешься за свою наглость.
Дальше по коридору — большое деревянное зеркало с небольшой тумбочкой внизу. За уголок рамы вложена карточка со следующей надписью: «Николай Семеновичъ Белоусовъ. Студентъ Императ. Университета». Киваешь Николаю Семеновичу. Ловишь ответный кивок от собственного отражения в зеркале.
В квартире так же скрипуче, как и на лестнице, здороваются половицы. Очень неловко — ощущаешь себя маленьким и каким-то пролетарским под высокими потолками в просторных комнатах в окружении резной деревянной мебели, кружевных тканей и старинных портретов на стенах. Будто действительно перенёсся на сто лет назад — квартира настолько пропитана атмосферой того времени, что первые минуты ты ходишь, затаив дыхание, ступая как можно тише и опасаясь к чему-либо прикоснутся. Рассыплется ещё, очарование пропадёт, а ты вновь окажешься в своём веке в окружении заснеженных высоток.
Томичам от новосибирца
— Идея создания музея принадлежит новосибирцу Илье Атапину, с детства увлекавшемуся историей и всю свою жизнь коллекционирующему антикварные вещи. Мебель реставрировалась и активно использовалась в быту. Стулья и столы жили в доме Ильи, не приобретая статуса музейного экспоната, — рассказывает Екатерина Кирсанова, директор музея.
В доме на Кузнецова у семьи Ильи давно находилась рабочая квартира, в которой Атапины останавливались, приезжая из Новосибирска в Томск. В этом году соседка, обладательница соседней трехкомнатной квартиры, уезжала в Калининград и эту саму квартиру продавала.
Из Калининграда же пришло вдохновение. В 2014 году там открылся «Altes Haus» — музей-квартира семьи Густава Гросманна, купца и владельца крупного продовольственного магазина. Музей воссоздаёт уклад жителей Кёнигсберга начала XX века. Илье идея очень понравилась — он выкупил соседскую квартиру и принялся за создание музея. Заказал английские обои, ровно такие же, какие были сто лет назад, в стиле модерн по всем параметрам — фактуре, цвету и рисунку.
— Мы изучили очень много старых фотографий, — продолжает Екатерина. Сегодня на экскурсии лишь мы вдвоём и старый дом, изредка вставляющий свой непонятные скрипучие комментарии. — По ним обставили три комнаты. Прежде всего изучали профессорские интерьеры начала XX века.
Профессорский быт без прикрас
Квартира не случайно стала именно профессорской. История дома дала подсказку создателям музея. До революции четыре просторных квартиры, каждая из которых занимала по половине этажа, сдавались в аренду семьям томской профессуры. Дом был доходным, а его хозяевами в адресных книгах значились некая Мария Петровна Корболова и её наследники. Профессора в то время были очень обеспеченными и могли позволить себе аренду поистине роскошных апартаментов.
— Вчера мы выяснили, что у нас ещё маленькая квартира, — смеётся Екатерина, оглядывая взглядом светлые комнаты, — даже если считать с теми двумя комнатами, которые принадлежат Илье и его семье и не являются открытой частью музея.
После революции дом экспроприировали. Как и в былые времена, он оставался университетским, но теперь уже узконаправленным — в нём поселились радиофизики. В одной из квартир жил директор первой в СССР атомной электростанции Андрей Капитонович Красин. После окончания Томского госуниверситета, он, как и многие члены преподавательского состава, стал жить на Кузнецова. Соседнюю квартиру занимал учёный-радиофизик Владимир Николаевич Кессених, декан физико-математического факультета ТГУ в конце тридцатых годов, по чьей инициативе году была построена первая ионосферная станция для изучения прохождения радиоволн в период полного солнечного затмения. В квартире, где сейчас расположился музей, провёл свое детство и юность самый известный томский композитор Эдисон Васильевич Денисов.
— На момент тридцатых-сороковых годов одну квартиру разделили на три семьи. Получилась коммуналка. Так или иначе, жили они весело. Осталось много воспоминаний о жизни Эдисона Васильевича в Томске, в этом доме. Как-то с соседскими мальчишками они сделали дыру в заборе, чтобы напрямик бегать в восьмую школу. Больше всего историй связано с университетом, поэтому мы решили, что квартира будет профессорской. К тому же, у Ильи был небольшой этюд, подлинник, принадлежащий кисти Августы Капустиной, сестры изобретателя радио Александра Степановича Попова и жены профессора Федора Капустина, племянника Менделеева, по протекции дяди приехавшего в Томск.
Квартира не случайно стала именно профессорской. История дома дала подсказку создателям музея. До революции четыре просторных квартиры, каждая из которых занимала по половине этажа, сдавались в аренду семьям томской профессуры. Дом был доходным, а его хозяевами в адресных книгах значились некая Мария Петровна Корболова и её наследники. Профессора в то время были очень обеспеченными и могли позволить себе аренду поистине роскошных апартаментов.
— Вчера мы выяснили, что у нас ещё маленькая квартира, — смеётся Екатерина, оглядывая взглядом светлые комнаты, — даже если считать с теми двумя комнатами, которые принадлежат Илье и его семье и не являются открытой частью музея.
После революции дом экспроприировали. Как и в былые времена, он оставался университетским, но теперь уже узконаправленным — в нём поселились радиофизики. В одной из квартир жил директор первой в СССР атомной электростанции Андрей Капитонович Красин. После окончания Томского госуниверситета, он, как и многие члены преподавательского состава, стал жить на Кузнецова. Соседнюю квартиру занимал учёный-радиофизик Владимир Николаевич Кессених, декан физико-математического факультета ТГУ в конце тридцатых годов, по чьей инициативе году была построена первая ионосферная станция для изучения прохождения радиоволн в период полного солнечного затмения. В квартире, где сейчас расположился музей, провёл свое детство и юность самый известный томский композитор Эдисон Васильевич Денисов.
— На момент тридцатых-сороковых годов одну квартиру разделили на три семьи. Получилась коммуналка. Так или иначе, жили они весело. Осталось много воспоминаний о жизни Эдисона Васильевича в Томске, в этом доме. Как-то с соседскими мальчишками они сделали дыру в заборе, чтобы напрямик бегать в восьмую школу. Больше всего историй связано с университетом, поэтому мы решили, что квартира будет профессорской. К тому же, у Ильи был небольшой этюд, подлинник, принадлежащий кисти Августы Капустиной, сестры изобретателя радио Александра Степановича Попова и жены профессора Федора Капустина, племянника Менделеева, по протекции дяди приехавшего в Томск.
Нам сказали ещё: «Поставьте письменную машинку». Мы обещали подумать.
Иметь звание профессора в Томском Императорском университете в то время было очень выгодно. Высокие зарплаты. Выслуга лет, идущая в два раза быстрее, чем в столице — профессор обладал правом раньше, чем в столице, уходить на пенсию. Время от времени университетом оплачивались хорошие, иногда длящиеся до четырёх лет, стажировки за границей. Город быстро развивался, что порождало возможность создавать с нуля школы, формировать академическую среду.
— Профессорские жены были активнейшими участниками процесса создания такой среды, — отмечает Екатерина. — Августа Капустина — профессиональный художник, ученица Ильи Ефимовича Репина. Приехав, активно взялась за развитие художественного образования в Томске. Работала в существующих художественных школах при разный институциях и создавала собственные. Вместе с Лидией Павловной Базановой, женой ректора Императорского университета Ивана Александровича Базанова, создала первый томский художественный союз. Профессорские жены стали организаторами крупных выставок в Томске, привозили из столицы передвижников. И поскольку у нас и предметы, и сам дом профессорский, мы решили, что место тоже станет профессорским.
В музее открыты для посещения три комнаты — гостиная, кабинет и столовая. Экскурсия начинается с уютной гостиной — здесь стоят тяжёлые деревянные стулья с мягкими чехлами, маленький журнальный столик с разложенными на нём толстыми потёртыми книгами — каждую можно потрогать, рассмотреть и прочитать. Возле столика на высокой этажерке — пальма, типичное растение в квартирах начала XX века, по своей популярности соревнующееся разве что только с геранью. Напротив — массивное бюро со старинными газетами и журналами.
Дальше по ходу экскурсии — профессорский кабинет. Большой стол, много крупных и маленьких рамок и рамочек с чёрно-белыми портретами. Рядом — высокий книжный шкаф.
Барышню убирать не надо
— Профессорский кабинет ещё будет пополняться. У нас есть стеллажи того периода, в которых будут стоять книги. Книг пока мало, но скоро это станет настоящим рабочим местом. На столе очень много интересных экспонатов — вот, например, чернильница, — Екатерина указывает на небольшую круглую каменную баночку, — подставка под письменные принадлежности характерная для конца XIX — начала XX века, томские различные подписные издания, механические счёты. Положили самую маленькую дореволюционную монетку — четверть копейки. Нам сказали ещё: «Поставьте письменную машинку». Мы обещали подумать.
Над профессорским столом прикреплён маленький отрывной календарь. Дата — 21 августа 1909 года, и пусть за окном снег и середина ноября, ты начинаешь верить, что действительно попал в тот самый август. А хозяин кабинета куда-то вышел и совсем скоро вернётся, и только пока его нет, тебе можно детально рассматривать всё-всё на его столе и даже посидеть в его кресле.
На столе примостилась маленькая гирька, под столом — крупная тяжёлая гиря.
— Это такая шутка, — объясняет Екатерина. — То есть одна гиря маленькая, для пресс-папье, а другая — не шутливая. Гиря, конечно, использовалась как мера веса в торговле, но в начале XX века стал очень популярен гиревой спорт, в том числе и среди томской профессуры. Нам скоро привезут фортепиано. Профессора постоянно развивались; культурно — через музыку, физически — через спорт. Невозможно представить, чтобы профессор начала века вёл нездоровый образ жизни. Они очень уважали гармонию всего в человеке. Поэтому частью жизни обязательно была музыка, обязательно — спорт. И гиря — это намёк на существовавший в то время спорт.
В книжном шкафу пока стоит совсем немного книг — в основном классика. Одна из интересных вещей — молочный зуб молодого мамонта. (Ни один мамонт, если что, не пострадал). В начале XX века вся томская профессура увлекалась коллекционированием подобных раритетных находок — что-то им привозили, что-то они сами находили, когда ездили на археологические раскопки. Как напоминание о повальном профессорском увлечении зуб остался на полках музея.
— Если бы квартира была полностью открыта для посещения, с теми комнатами, в которых живёт Илья, в них были бы детская комната и спальня. В кабинет мы поставили бы большой шикарный диван, потому что так или иначе в профессорских кабинетах всегда стоял диван для отдыха. Шикарного дивана у нас нет, но есть шикарная кровать, красивая, резная. Здесь мы тоже пошутили, повесили над ней изображение барышни начала века, что было принято, скорее, в женских спальнях. Постоянно советуемся с разными людьми. Вчера у нас был историк, сказал, что барышню надо убрать, а над кроватью повесить икону. Представитель духовенства, наоборот, объяснил, что над кроватью иконы быть не могло, не надо барышню убирать. Постоянно кто-то вносит свои какие-то замечания. Это, конечно, очень интересно.
— Профессорские жены были активнейшими участниками процесса создания такой среды, — отмечает Екатерина. — Августа Капустина — профессиональный художник, ученица Ильи Ефимовича Репина. Приехав, активно взялась за развитие художественного образования в Томске. Работала в существующих художественных школах при разный институциях и создавала собственные. Вместе с Лидией Павловной Базановой, женой ректора Императорского университета Ивана Александровича Базанова, создала первый томский художественный союз. Профессорские жены стали организаторами крупных выставок в Томске, привозили из столицы передвижников. И поскольку у нас и предметы, и сам дом профессорский, мы решили, что место тоже станет профессорским.
В музее открыты для посещения три комнаты — гостиная, кабинет и столовая. Экскурсия начинается с уютной гостиной — здесь стоят тяжёлые деревянные стулья с мягкими чехлами, маленький журнальный столик с разложенными на нём толстыми потёртыми книгами — каждую можно потрогать, рассмотреть и прочитать. Возле столика на высокой этажерке — пальма, типичное растение в квартирах начала XX века, по своей популярности соревнующееся разве что только с геранью. Напротив — массивное бюро со старинными газетами и журналами.
Дальше по ходу экскурсии — профессорский кабинет. Большой стол, много крупных и маленьких рамок и рамочек с чёрно-белыми портретами. Рядом — высокий книжный шкаф.
Барышню убирать не надо
— Профессорский кабинет ещё будет пополняться. У нас есть стеллажи того периода, в которых будут стоять книги. Книг пока мало, но скоро это станет настоящим рабочим местом. На столе очень много интересных экспонатов — вот, например, чернильница, — Екатерина указывает на небольшую круглую каменную баночку, — подставка под письменные принадлежности характерная для конца XIX — начала XX века, томские различные подписные издания, механические счёты. Положили самую маленькую дореволюционную монетку — четверть копейки. Нам сказали ещё: «Поставьте письменную машинку». Мы обещали подумать.
Над профессорским столом прикреплён маленький отрывной календарь. Дата — 21 августа 1909 года, и пусть за окном снег и середина ноября, ты начинаешь верить, что действительно попал в тот самый август. А хозяин кабинета куда-то вышел и совсем скоро вернётся, и только пока его нет, тебе можно детально рассматривать всё-всё на его столе и даже посидеть в его кресле.
На столе примостилась маленькая гирька, под столом — крупная тяжёлая гиря.
— Это такая шутка, — объясняет Екатерина. — То есть одна гиря маленькая, для пресс-папье, а другая — не шутливая. Гиря, конечно, использовалась как мера веса в торговле, но в начале XX века стал очень популярен гиревой спорт, в том числе и среди томской профессуры. Нам скоро привезут фортепиано. Профессора постоянно развивались; культурно — через музыку, физически — через спорт. Невозможно представить, чтобы профессор начала века вёл нездоровый образ жизни. Они очень уважали гармонию всего в человеке. Поэтому частью жизни обязательно была музыка, обязательно — спорт. И гиря — это намёк на существовавший в то время спорт.
В книжном шкафу пока стоит совсем немного книг — в основном классика. Одна из интересных вещей — молочный зуб молодого мамонта. (Ни один мамонт, если что, не пострадал). В начале XX века вся томская профессура увлекалась коллекционированием подобных раритетных находок — что-то им привозили, что-то они сами находили, когда ездили на археологические раскопки. Как напоминание о повальном профессорском увлечении зуб остался на полках музея.
— Если бы квартира была полностью открыта для посещения, с теми комнатами, в которых живёт Илья, в них были бы детская комната и спальня. В кабинет мы поставили бы большой шикарный диван, потому что так или иначе в профессорских кабинетах всегда стоял диван для отдыха. Шикарного дивана у нас нет, но есть шикарная кровать, красивая, резная. Здесь мы тоже пошутили, повесили над ней изображение барышни начала века, что было принято, скорее, в женских спальнях. Постоянно советуемся с разными людьми. Вчера у нас был историк, сказал, что барышню надо убрать, а над кроватью повесить икону. Представитель духовенства, наоборот, объяснил, что над кроватью иконы быть не могло, не надо барышню убирать. Постоянно кто-то вносит свои какие-то замечания. Это, конечно, очень интересно.
Среди экспонатов уже не только коллекция Ильи. Одна из первых вещей, которую нам подарили — визитная карточка студента, она висит на зеркале в коридоре. Мы так поиграли — будто человек пришёл, профессора не застал и оставил ему свою визитку.
Коллекция будет расти
Среди экспонатов музея уже появились самые популярные — так, всю прошлую неделю тумбочка, стоящая в аккуратном углу профессорского кабинета, была самым обсуждаемым среди посетителей предметом интерьера. Слишком выбивающаяся по стилю, она не была поставлена в качестве прикроватной. Но такая тумбочка могла стоять и непосредственно в углу, для умывания. У неё есть бортик, за который могла закрепляться керамическая пластина, а рядом стоял бы кувшин с водой. И тогда такой предмет интерьера мог использоваться и в ванной комнате, и в спальне.
— Все, кто приходил, спорили, удобно это или же неудобно. Дискуссионная вещь. Но томские историки ее одобрили.
Из профессорского кабинета двери ведут в столовую. Широкий длинный стол со светлой посудой. В центре — пузатая супница с неожиданным цветочным содержимым.
— Сервировка стола — некая сборная солянка; одновременно стоят суповая тарелка и кофейная пара, что, конечно, неправильно. Но очень сложно сервировать заново несколько раз на дню, всё это показывать. К нам недавно приходила дама, фанатка исторической сервировки, которую мы сразу предупредили: «Конечно, мы понимаем, что это с нашей стороны большая вольность». Очень много вопросов возникло о том, почему у нас супница вазой стала. Приходили флористы, сказали: «Так было». Если разбивалась крышка, то в супницу помещали живые или сухие цветы, даже использовали в качестве кашпо. Здесь мы тоже против истины не пошли. Единственное, девушка, которая занимается историей флористики, сказала, что веточек таких не было. Но мы их оставили.
Все предметы в музее дореволюционные, кроме некоторых. Заметить их несоответствие запечатленной эпохе, правда, довольно сложно — атмосфера квартиры создана настолько тщательно, что, когда ты погружаешься в неё, небольшие погрешности становятся совсем незаметными.
— Мы на экскурсиях погружаем в атмосферу того, как жил человек и его семья до революции, рассказываем о деталях быта. В музей приходят новые гости и приносят новую информацию, и история жизни томских профессорских семей расширяется. Нам даже делают подарки — среди экспонатов уже не только коллекция Ильи. Одна из первых вещей, которую нам подарили — визитная карточка студента, она висит на зеркале в коридоре. Мы так поиграли — будто человек пришёл, профессора не застал и оставил ему свою визитку. Надеемся, коллекция и дальше будет пополняться.
В будущей программе музея поэтические завтраки, литературные вечера, лекционные и музыкальные мероприятия для разной аудитории.
Текст: Полина Колосова
Фото автора
Среди экспонатов музея уже появились самые популярные — так, всю прошлую неделю тумбочка, стоящая в аккуратном углу профессорского кабинета, была самым обсуждаемым среди посетителей предметом интерьера. Слишком выбивающаяся по стилю, она не была поставлена в качестве прикроватной. Но такая тумбочка могла стоять и непосредственно в углу, для умывания. У неё есть бортик, за который могла закрепляться керамическая пластина, а рядом стоял бы кувшин с водой. И тогда такой предмет интерьера мог использоваться и в ванной комнате, и в спальне.
— Все, кто приходил, спорили, удобно это или же неудобно. Дискуссионная вещь. Но томские историки ее одобрили.
Из профессорского кабинета двери ведут в столовую. Широкий длинный стол со светлой посудой. В центре — пузатая супница с неожиданным цветочным содержимым.
— Сервировка стола — некая сборная солянка; одновременно стоят суповая тарелка и кофейная пара, что, конечно, неправильно. Но очень сложно сервировать заново несколько раз на дню, всё это показывать. К нам недавно приходила дама, фанатка исторической сервировки, которую мы сразу предупредили: «Конечно, мы понимаем, что это с нашей стороны большая вольность». Очень много вопросов возникло о том, почему у нас супница вазой стала. Приходили флористы, сказали: «Так было». Если разбивалась крышка, то в супницу помещали живые или сухие цветы, даже использовали в качестве кашпо. Здесь мы тоже против истины не пошли. Единственное, девушка, которая занимается историей флористики, сказала, что веточек таких не было. Но мы их оставили.
Все предметы в музее дореволюционные, кроме некоторых. Заметить их несоответствие запечатленной эпохе, правда, довольно сложно — атмосфера квартиры создана настолько тщательно, что, когда ты погружаешься в неё, небольшие погрешности становятся совсем незаметными.
— Мы на экскурсиях погружаем в атмосферу того, как жил человек и его семья до революции, рассказываем о деталях быта. В музей приходят новые гости и приносят новую информацию, и история жизни томских профессорских семей расширяется. Нам даже делают подарки — среди экспонатов уже не только коллекция Ильи. Одна из первых вещей, которую нам подарили — визитная карточка студента, она висит на зеркале в коридоре. Мы так поиграли — будто человек пришёл, профессора не застал и оставил ему свою визитку. Надеемся, коллекция и дальше будет пополняться.
В будущей программе музея поэтические завтраки, литературные вечера, лекционные и музыкальные мероприятия для разной аудитории.
Текст: Полина Колосова
Фото автора