— Меня пригласил Никита Кирсанов поучаствовать в программе.

— Мне понравилось месторасположение этого дома. До этого я думал, что деревянные
дома — это где-то ниже по Ленина. И на самом деле, здесь, в этом районе, совсем мало
домов осталось. И когда я увидел адреса, увидел Савиных, подумал: «ничего себе, здесь есть деревянные дома». Посмотрел их, дома так невзрачно выглядели, но я сразу представил, что это может выглядеть иначе. Несколько раз я проезжал мимо, присматривался к дому, тогда конкретнее заинтересовался. Связался с администрацией, чтобы получить возможность попасть сюда, мы вскрыли двери, увидели груды мусора.

— Сначала построил дом деревянный, полностью два деревянных этажа, потом появились деньги и он построил соседний на кирпичном цоколе. Дом был доходный, он сдавал квартиры в аренду. В советское время в доме понаделали перегородок, получилось много маленьких квартирок, штук десять, наверное. Поэтому, когда мы дом забрали, он был в не очень хорошем состоянии. Как будто, из-за того, что было много жильцов, много маленьких квартир,
в которых эти жильцы менялись, постоянная текучка была, и люди не следили за состоянием квартир. Человеку раковину надо было поставить — он отпилил чуть ли не половину брёвен, которые держат пол, не думал человек. Или вода текла с этой раковины, вся стена сгнила. Это было все в советское время или в постсоветское.

Этот дом — памятник по проживанию Николая Николаевича Урванцева. Это исследователь Арктики, он приехал в Томск, учился в Политехническом университете и жил то ли у дяди здесь, то ли снимал квартиру.

— С самого начала я подумал о том, что людям будет интересно, мы будем рассказывать детали какие-то о процессе. Самому мне было негде почерпнуть эту информацию, я такого не припомню, чтобы кто-то рассказывал о том, как взял старый дом, делает его, он становится получше, по крайней мере, в Томске. И эти детали мне показались интересными.

— Мы 4 года восстанавливаем дом, поэтому, несмотря на внешнюю недоделанность, нам осталось не так много, фундаментальные вещи мы исправили. Мы долго делали этот сруб, всё выравнивали, поднимали. Сейчас будем ускоряться с цоколем, 4-5 месяцев надо, чтобы запустить здесь кафе. На деревянных этажах будет гостиничная часть: зона санузлов, холл, небольшая кухня и две комнаты хостельного размещения: на 6 и на 4 человека.

— Ну, да, хостел. Слово хостел сейчас, наверное, немного неправильно употребить, у нас будет гостевой дом. Это больше подходит для старого деревянного дома.

— Даже на сегодняшний момент мы не знаем итоговой суммы за все работы. Цифры все подбиваем, они есть, но тут и расчётно сложно сказать. У нас такие качели в ценах на стройматериалы. Например, в определенный момент, то, что касается дерева, стало дороже в 4 раза. Резко. Стоил куб круглого леса 5 тысяч, полгода назад он стал стоить 20 тысяч, например. Потом опять меняется. 4 года назад мы думали, что выйдет плюс-минус 15 миллионов, сейчас может выйти и 20-30, сложно сказать.

— Ну, наверное, и то, и то. Как инвестиция, это очень непонятное дело, столь старый дом. Гораздо выгоднее сделать что-то другое: купить дешевле, продать дороже, получить прибыль. Это, я думаю, будет гораздо быстрее, чем взять старый дом, потратить много лет на восстановление, как мы, восстанавливать тщательно, разбираясь, чтобы до мелочей всё реставрировать. О прибыли пока сложно говорить. Но, естественно, мы надеемся на то, что у нас есть ещё второй дом, мы хотим восстановить это комплексом. Часть гостиничная будет, часть кафе, будет территория летнего кафе между ними. Есть представление о том, что это заработает, будет какие-то деньги приносить.

— Мне сообщили наши соседи из НИИ онкологии, сказали, что случился пожар. Когда я приехал, оставалось только смотреть. Поучаствовать в тушении мы не могли, да и бессмысленно это. Поэтому, мы в стороне сидели в машине, смотрели, как дом тушат. Было непонятно, каков уровень происходящего. На тот момент, когда тушили крышу, внешне всё выглядело более-менее целым. Но, когда всполохи показались уже изнутри, тогда тревожность побольше стала. Поджог был с той стороны, где задний вход, там огонь поднялся наверх, по верху распространился по периметру и стал опускаться вниз.

Я думаю всегда, что могло быть и хуже, ну, вообще, в целом. Когда плохо, мне на ум быстро приходят более страшные ситуации, и тогда я думаю: мы сможем сделать, это просто вопрос времени и денег.

— Сумму потерь посчитать сложно. Получилось так, что наверху сгорело оборудование. У нас же был момент чистовой отделки, были кондиционеры, холодильники — всё, что мы старались закупать по старым ценам, чтобы быстро всё доделать. Сумма кратна миллионам: три, четыре, пять.

— Прежде всего, поддержка. Мы получили шквал поддержки, включая финансовую. Нас сразу начали спрашивать, как помочь, куда отправить деньги. День спустя мы организовали сбор. За три дня нам прислали более 700 тысяч.

— Мы оказались в ситуации, когда не знаешь, за что взяться: и тут надо, и там надо — всё и везде нужно. Естественно, когда поддержки столько, ты понимаешь, что ты не один. Страшнее всего оказаться с проблемой один на один, тогда она кажется нерешаемой. А когда понимаешь, что тебя поддерживают, это дает стимул доделать. Я даже не представляю, как я мог поступить иначе.

Раньше я знал, что кому-то это интересно, нас читают. Но тут увидел просто колоссальный уровень внимания. Поэтому не опустили руки, стали работать дальше.

— В нашем случае, к сожалению, у нас волонтёры не так много помогали по восстановлению, как хотелось бы. Нам помогали после пожара ребята, которые на самом деле хотели убраться, очистить всё. А так у нас слаженный коллектив, и это не волонтеры. Здесь очень много моментов строительных, по сути это стройплощадка и, даже при всём желании, людей без навыка работы с инструментом и знания техники безопасности мы не можем привлекать

— На момент, когда мы дом взяли, здесь было много перегородок. Это были квартиры. В цоколе находились печи, с помощью которых дом топился. У нас будет центральное отопление, батареи будем устанавливать в течение месяца. Естественно, будут окна новые, тут стекла разбиты после пожара.

— Наверху весь пол был сгоревшим. Тут просто были дырки, потолок пролит водой, сгоревшая электрика. Пол мы поменяли, потолок осталось зашить только. Несмотря на то, что выглядит это, из-за пожара в том числе, немножко не очень, но бо́льшую часть мы уже убрали. Условно, находимся в допожарном состоянии.

— По времени мы планируем за 4-5 месяцев сделать цоколь, открыть кафе, и после, ещё за месяца 3-4 доделать верхние этажи. То есть, в следующем году полностью дом будет готов, и мы перейдем к следующему.

— Сто процентов так. Я тоже вот думаю, сейчас мы в гораздо более комфортных условиях работаем, не надо ту же печку топить ночью. Но видно, что первый владелец очень старался ради ощущения дома, хотя и в ущерб экономии.

— Вот, например, плитка поломанная.

— В принципе, такое много где используется. Но суть была в том, что Урванцев — исследователь Арктики, и этот пол — как будто имитация льдин. В пожаре сильно пострадал, всё отвалилось, но перед ним здесь было очень красиво, перед пожаром в доме уже выбирали обои, стилистические решения какие-то.

Мы совмещаем винтажное и современное. Например, двери в проемах старые, высокие. Мы их зачистили, сняли всю краску, и тоже будем внедрять в интерьер дома. Такое разумное потребление получается. Они уже будут использоваться не как двери, по техническим моментам, а, например, сделать какой-то стол или что-то ещё интересное из них можно.

— Предполагаю, что этих денег нет, поэтому они и не выделяются. В программе рассчитывается, что люди сами будут восстанавливать. Это всё частные инициативы. За 5 лет программы восстановлено и сдано 7 домов, при этом общее количество домов в городе исчисляется тысячами, и эти дома разрушаются с каждым годом.

— Людей останавливает то, что это не собственность. В моём представлении, в программе могло бы участвовать гораздо больше людей. Есть наверняка люди с деньгами, которые могут вместо условного коттеджа в Тимирязево реставрировать дом в центре Томска и прекрасно в нём жить, при этом дома не будут разрушаться. Но первый вопрос у всех: «а почему это не собственность?», ты ведь вкладываешь сумму приличную. Не многие пойдут на это.

Нам нравится этот дом, мы его сделаем. И соседний сделаем. И это будет кусочек того, как, мне кажется, было бы хорошо во многих местах восстанавливать. Но мы не можем восстановить всё, я для себя ставлю задачу хотя бы здесь сделать так, как хочется.

— Сейчас у нас длится строительная рутина. Когда хотя бы один дом будет закончен и начнёт функционировать, а мы перейдем на следующий, — будет ощущение большой выполненной цели.